Автобиография йога - читать онлайн

Глава 10 Знакомство с моим Учителем, Шри Юктешваром

– Вера в Бога может сотворить любое чудо, кроме одного – сдачи экзамена без предварительной подготовки! – я с отвращением закрыл книгу, которую взял почитать в свободную минуту.

«Эта фраза показывает полное отсутствие веры у автора произведения, – подумал я. – Бедняга, он считает, что надо готовиться всю ночь перед экзаменом!»

Я дал обещание Отцу, что окончу школу, но прилежным учеником так и не стал. За прошедшие месяцы меня чаще можно было встретить в укромных уголках калькуттских гхатов, чем в классной комнате. Прилегающую к гхатам территорию крематория, которая кажется людям особенно страшной по ночам, йоги считают очень привлекательной. Тот, кто хочет найти Бессмертную Сущность, не должен пугаться вида голых черепов. Человеческая неполноценность становится очевидной в мрачной обители разнородных костей. Поэтому причиной моих ночных бдений стала отнюдь не подготовка к экзаменам.

Стремительно приближалась неделя выпускных экзаменов в школе. Этот период проверки знаний, как и погребальные учреждения, внушает хорошо всем известный ужас. Тем не менее мой разум был спокоен. Не испытывая страха перед мертвецами, я откапывал знания, которых не найти в лекционных залах. Но мне не хватало мастерства Свами Пранабананды, который с легкостью мог появляться в двух местах одновременно. Выход из моего затруднительного положения в учебе явно следовало доверить Неутомимому Изобретателю. Таковы были мои доводы, хотя многим они покажутся нелогичными. Иррациональность мышления верующих проистекает из тысячи необъяснимых случаев мгновенной помощи Бога в беде.

– Привет, Мукунда! Давненько тебя не было видно! – однажды днем на Гурпар-роуд ко мне подошел одноклассник.

– Привет, Нанту! Я так долго не появлялся в школе, что теперь явно попал в неловкое положение, – признался я, увидев его дружелюбный взгляд.

Нанту, который учился на отлично, от души рассмеялся. Встреча с ним, похоже, произошла не без вмешательства свыше.

– Ты совершенно не готов к выпускным экзаменам! Видимо, придется мне помочь тебе!

В этих простых словах я услышал обещание Бога и с готовностью отправился в дом моего друга. Он любезно предоставил мне решения различных задач, которые, по его мнению, могли быть предложены экзаменаторами.

– Эти вопросы – приманка, которая приведет многих доверчивых мальчиков в экзаменационную ловушку. Запомни мои ответы, и ты избежишь неприятностей.

Я ушел от него только под утро. Моя голова трещала от уймы одновременно полученных знаний, и я искренне молился о том, чтобы ничего не забыть в течение последующих решающих дней. Нанту подготовил меня по различным предметам, но второпях забыл про санскрит. Я пылко напомнил Богу об этой оплошности.

На следующее утро я отправился на короткую прогулку, повторяя изученное под ритм размашистых шагов. Срезая путь через заросший сорняками угловой участок, я увидел валявшиеся на земле страницы из какой-то книги. Триумфально завладев ими, я обнаружил, что это стихи на санскрите. Я обратился к пандиту за помощью в переводе. Его сочный голос наполнил воздух безукоризненной, медовой красотой древнего языка[62].

– Эти возвышенные строфы никак не помогут тебе подготовиться к экзамену по санскриту, – скептически отмахнулся от них ученый муж.

Но знакомство именно с этим конкретным стихотворением позволило мне на следующий день сдать экзамен по санскриту. Благодаря чуткой помощи Нанту я также получил минимальные баллы для прохождения по всем другим предметам.

Отец был доволен, что я сдержал слово и окончил школу. Я вознес хвалу Господу, чье личное руководство ощущал во время подготовки дома у Нанту и когда принял решение пройти непривычным маршрутом по заброшенному участку. Он играючи спас меня целых два раза.

Я наткнулся на отброшенную мной книгу, автор которой отрицал возможность помощи Бога в подготовке к экзаменам. Невольно рассмеявшись, я подумал:

– Хотел бы я видеть лицо этого парня, когда я сказал бы ему, что божественная медитация среди трупов обеспечивает короткий путь к получению школьного диплома!

Обретя статус выпускника, я теперь открыто планировал покинуть дом. Вместе со своим юным другом Джитендрой Мазумдаром[63] я решил вступить в обитель Махамандала в Бенаресе и принять ее духовную дисциплину.

Однажды утром меня охватило отчаяние при мысли о разлуке с моей семьей. После смерти Матери я начал испытывать особенно нежную привязанность к двум младшим братьям, Сананде и Бишну. Я поспешил в свое убежище, на маленький чердак, который был свидетелем стольких сцен в моей бурной садхане[64]. Прорыдав два часа подряд, я почувствовал себя необыкновенно преображенным, словно очищенным каким-то алхимическим средством. Все привязанности[65] исчезли, решимость искать Бога как Друга друзей укрепилась во мне, как гранит. Я быстро закончил свои приготовления к путешествию.

– У меня к тебе последняя просьба, – Отец огорчился, когда я пришел к нему за напутственным благословением. – Не покидай меня и своих скорбящих братьев и сестер.

– Почтенный Отец, я не могу выразить словами свою любовь к тебе! Но еще сильнее моя любовь к Небесному Отцу, который даровал мне такого идеального земного Отца. Отпусти меня, чтобы я когда-нибудь вернулся с более глубоким пониманием Бога.

С неохотного согласия родителя я отправился вслед за Джитендрой, который уже находился в Бенаресской обители. Там меня сердечно встретил молодой глава обители, Свами Дьянанда. Высокий и худой, задумчивого вида, он произвел на меня благоприятное впечатление. На его открытом лице отражалось спокойствие Будды.

Я с радостью обнаружил в своем новом доме чердак, где мне удавалось проводить рассветные и утренние часы. Члены ашрама, мало знавшие о медитативных практиках, считали, что мне следует посвящать все свое время организационным обязанностям. Они хвалили меня за работу, которую я днем выполнял в их офисе.

– Не пытайся застать Бога так рано! – такой насмешкой проводил меня соратник по обители, когда я на рассвете поднимался на чердак. Я отправился к Дьянанде, который трудился в своем маленьком рабочем кабинете с видом на Ганг.

– Свамиджи[66], я не понимаю, что от меня здесь требуется. Я ищу прямого постижения Бога. Без Него меня не удовлетворит ни пребывание в обители, ни вероучение, ни совершение добрых дел.

Облаченный в оранжевое одеяние священнослужитель ласково похлопал меня по плечу. Изобразив притворный упрек, он предупредил стоявших рядом учеников: «Не мешайте Мукунде. Он научится нашим обычаям».

Я вежливо скрыл сомнение. Ученики вышли из комнаты, не слишком напуганные полученным выговором. Дьянанда пожелал добавить мне кое-что еще.

– Мукунда, я знаю, что твой Отец регулярно посылает тебе деньги. Пожалуйста, верни их ему, здесь ты ни в чем не нуждаешься. Второе предписание для твоей дисциплины касается еды. Даже если чувствуешь голод, не говори об этом.

Светились ли мои глаза голодным блеском, я не знал. Но то, что я голоден, было мне прекрасно известно. Первую трапезу в обители подавали всегда строго в двенадцать часов дня. У себя дома я привык обильно завтракать в девять часов утра.

С каждым днем мне становилось все труднее выносить эту разницу в три часа. Безвозвратно миновали годы моего детства в Калькутте, когда я мог отчитать повара за десятиминутную задержку в подаче завтрака. Теперь я пытался контролировать свой аппетит. Как-то раз я решил сутки поститься. С удвоенным рвением я ждал следующего полудня.

– Поезд Дьянандаджи опаздывает, но мы дождемся свами и вместе с ним приступим к трапезе, – Джитендра принес мне эту ужасную новость. В знак приветствия свами, который отсутствовал две недели, было приготовлено множество деликатесов. Воздух наполнялся аппетитными ароматами. Чем мне еще оставалось подпитывать себя, кроме гордости за вчерашнее решение выдержать пост?

– Господи, поторопи поезд! – я решил, что вряд ли нарушу предписание Дьянанды, посетовав на голод Небесному Кормильцу. Однако Божественное Внимание было сосредоточено где-то в другом месте. Минутная стрелка едва ползла, отсчитывая время. Уже вечерело, когда глава обители вошел в дверь. Я приветствовал его с неподдельной радостью.

– Дьянандаджи примет ванну и помедитирует, прежде чем мы приступим к трапезе, – подобно зловещему вестнику-птице, вновь обратился ко мне Джитендра.

Я был на грани обморока. Мой юный желудок, непривычный к лишениям, протестовал с грызущей силой. Перед моими глазами пронеслись картины мертвых жертв голода.

«Следующая смерть от голода в Бенаресе случится прямо в этой обители», – подумал я. Неминуемая гибель была предотвращена в девять часов вечера. Божественный зов! В моей памяти эта трапеза осталась как один из самых прекрасно проведенных часов в жизни.

Жадно набросившись на еду, я все же заметил, что Дьянанда ел рассеянно. Очевидно, он был чужд моих низменных удовольствий.

– Свамиджи, разве вы не проголодались в пути? – наевшийся до отвала, я остался наедине с главой обители в его кабинете.

– О да! Последние четыре дня я провел без еды и питья. Я никогда не ем в поездах, наполненных разнородными вибрациями мирских людей. Я строго соблюдаю правила шастр[67] для монахов моего конкретного ордена. Меня беспокоят определенные проблемы в нашей организационной работе. Вернувшись сегодня, я пренебрег ужином. К чему спешить? Завтра я позабочусь о том, чтобы плотно поесть, – и он весело рассмеялся.

Стыд охватил меня, как удушье. Но прошедший в мучениях день нелегко было забыть, и я отважился еще на один комментарий.

– Свамиджи, я озадачен. Предположим, следуя вашим наставлениям, я не стану просить еды, и никто мне ее не даст. Тогда я умру с голоду.

– Тогда умри! – резко произнес свами эти напугавшие меня слова. – Умри, если ты должен, Мукунда! Никогда не признавай, что силы жить тебе дает пища, а не Бог! Тот, кто создал все виды пищи, Тот, кто даровал аппетит, непременно позаботится о том, чтобы Его преданный последователь был сыт! Не стоит думать, что это рис поддерживает в тебе жизнь или что ты живешь благодаря деньгам или людям! Смогут ли они помочь, если Господь лишит тебя жизни? Они всего лишь Его посредники. Разве благодаря какому-то развитому тобой умению пища переваривается в желудке? Используй меч критического мышления, Мукунда! Разруби цепи посредничества и осознай Единственную Причину!

Я почувствовал, как язвительные слова свами тронули меня до глубины души и развеяли вековое заблуждение в том, что тело преобладает над духом. Там и тогда я ощутил самодостаточность Духа. Сколько раз впоследствии, посещая во время бесконечных путешествий множество незнакомых городов, я получал возможность доказать полезность этого урока, усвоенного в обители Бенареса!

Единственным сокровищем, которое я увез с собой из Калькутты, был серебряный амулет садху, завещанный мне Матерью. Я хранил его многие годы и теперь тщательно спрятал в своей комнате в ашраме. Желая вновь вспомнить радость от обладания магическим талисманом, однажды утром я открыл запертую шкатулку. Замок никто не взламывал, но – увы! – амулет исчез.

Я окончательно убедился в этом, когда отчаянно разорвал его бумажный футляр. Талисман растворился в воздухе, как и предсказывал садху, так же загадочно, как когда-то и появился в моих руках.

Мои отношения с последователями Дьянанды становились все хуже. Семья отдалилась от меня, обиженная моей намеренной отчужденностью. Из-за моей неукоснительной приверженности медитации согласно тому Идеалу, ради которого я покинул дом и оставил все мирские амбиции, на меня со всех сторон сыпалась мелкая критика.

Раздираемый душевными муками, однажды на рассвете я поднялся на чердак, решив молиться до тех пор, пока не получу ответ.

– Милосердная Мать Вселенной, направь меня Сама через видения или через посланного Тобою гуру!

Проходили часы, но мои рыдания и мольбы оставались без ответа. Внезапно я почувствовал, что мое тело воспарило в некое безграничное пространство.

– Твой Учитель явится сегодня! – божественный женский голос доносился отовсюду и ниоткуда.

Это неземное видение было прервано чьим-то криком. Молодой священник по прозвищу Хабу звал меня из кухни на первом этаже.

– Мукунда, хватит медитировать! Для тебя есть поручение.

В другой день я, возможно, ответил бы с раздражением, но на этот раз вытер свое опухшее от слез лицо и покорно спустился вниз. Вместе с Хабу мы отправились на отдаленный рынок в бенгальском районе Бенареса. Неласковое солнце Индии еще не вошло в зенит, когда мы приступили к покупкам на базаре. Мы пробирались сквозь пеструю толпу домохозяек, проводников, священников, небогато одетых вдов, величавых брахманов и вездесущих священных быков. Проходя по неприметному переулку, я повернул голову и окинул взглядом узкое пространство.

В конце переулка неподвижно стоял Христоподобный человек в оранжевом одеянии свами. Он тут же показался мне давно знакомым, и я жадно впился в него взглядом. Затем меня охватило сомнение.

«Ты путаешь этого странствующего монаха с кем-то из своих знакомых, – подумал я. – Мечтатель, иди дальше».

Через десять минут я почувствовал сильное онемение в ногах. Словно превратившись в камень, они не могли нести меня вперед. Я с трудом повернулся, и мои ноги пришли в норму. Я повернулся в противоположную сторону – снова странная тяжесть придавила меня к земле.

«Святой, как магнитом, притягивает меня к себе!» – с этой мыслью я сунул свои свертки в руки Хабу. Он с изумлением наблюдал за моими странными движениями ног, а теперь разразился смехом.

– Что на тебя нашло? Ты с ума сошел?

Бурные эмоции помешали мне что-либо возразить, я молча умчался прочь.

Возвращаясь по своим следам, как на крыльях, я добрался до узкого переулка. В глаза сразу же бросилась неподвижная фигура. Тот человек пристально смотрел на меня. Несколько торопливых шагов – и я склонился к его стопам.

– Гурудев![68]

Именно это святое лицо так часто являлось мне в видениях. Эти безмятежные глаза, львиная грива волос и заостренная бородка часто проступали сквозь мрак моих ночных грез, неся с собой обещание, которое я не до конца понимал.

– О мой родной, ты пришел ко мне! – мой гуру снова и снова произносил эти слова на бенгальском, и его голос дрожал от радости. – Сколько лет я ждал тебя!

Мы одновременно умолкли, слова казались величайшим излишеством. Красноречие текло беззвучным пением из сердца мастера к ученику. С помощью неоспоримого интуитивного прозрения я почувствовал, что мой гуру познал Бога и приведет меня к Нему. Налет этой жизни был стерт хрупким проблеском воспоминаний о предыдущих воплощениях. Какими яркими мне показались увиденные картины времени! Прошлое, настоящее и будущее сменяли друг друга по кругу. Уже не в первый раз солнце заставало меня у этих святых стоп!

Взяв за руку, мой гуру повел меня в свое временное жилище в городском районе Рана Махал. Атлетический сложенный, он шел уверенной походкой. Высокий, статный, достигший в то время возраста примерно пятидесяти пяти лет, гуру двигался активно и энергично, как юноша. Его темные глаза были большими и прекрасными, в них светилась безграничная мудрость. Слегка вьющиеся волосы смягчали черты поразительно волевого лица. Сила в нем неуловимо смешивалась с мягкостью.

Когда мы вышли на каменный балкон дома с видом на Ганг, гуру ласково сказал:

– Я отдам тебе свою обитель и все, чем владею.

– Господин, я пришел к вам в поисках мудрости и общения с Богом. Вот какие богатства и сокровища от вас мне нужны!

Быстрые индийские сумерки опустились полупрозрачной завесой, прежде чем мой учитель заговорил снова. В его глазах светилась бездонная нежность.

– Я дарю тебе свою безусловную любовь.

Бесценные слова! Прошло четверть века, прежде чем я вновь услышал из уст своего гуру уверения в любви. Он не любил пылких речей, его глубокое, как океан, сердце выражало любовь безмолвно.

– А ты подаришь мне такую же безусловную любовь? – он посмотрел на меня с детской доверчивостью.

– Я буду любить вас вечно, Гурудев!

– Земная любовь эгоистична и глубоко уходит корнями в желания и удовольствия. Божественная любовь не имеет условий, границ, она неизменна. Человеческое сердце навсегда избавляется от склонности к переменчивости при пронзительном прикосновении чистой любви, – гуру смиренно добавил: – Если когда-нибудь ты увидишь, что я выпадаю из состояния осознания Бога, пожалуйста, пообещай, что положишь мою голову к себе на колени и поможешь мне вернуться к Небесной Возлюбленной, которой мы оба поклоняемся.

Затем он поднялся в сгущающейся темноте и повел меня во внутреннюю комнату. Пока мы ели манго и миндальные конфеты, гуру ненавязчиво вплел в нашу беседу глубокое знание моей натуры. Я был поражен величием его мудрости, изысканно сочетающейся с врожденным смирением.

– Не горюй о своем амулете. Он выполнил свое предназначение.

Подобно божественному зеркалу, мой гуру, по-видимому, уловил отражение всей моей жизни.

– Я так рад видеть вас воочию, Учитель, что мне больше не нужны никакие талисманы.

– Пришло время перемен, поскольку ты не обрел счастья, проживая в той обители.

Я не рассказывал ничего о своей жизни, теперь это казалось излишним! По непринужденному и спокойному поведению гуру я понял, что он не хочет слышать изумленные восклицания по поводу своего ясновидения.

– Тебе следует вернуться в Калькутту. Зачем исключать родственников из твоей любви к человечеству?

Его предложение привело меня в смятение. Родные предрекали мне возвращение, хотя я не реагировал на их многочисленные просьбы в письмах. «Пусть молодая птичка полетает в метафизических небесах, – писал Ананта. – Его крылья устанут в плотной атмосфере. Мы еще увидим, как он спикирует к дому, сложит крылья и смиренно осядет в нашем семейном гнездышке». Это обескураживающее сравнение врезалось в мою память, и я был полон решимости не «пикировать» в направлении Калькутты.

– Господин, я не вернусь домой. Но я последую за вами куда угодно. Пожалуйста, скажите мне ваш адрес и ваше имя.

– Свами Шри Юктешвар Гири. Моя основная обитель находится в Серампуре, на Рай-Гхат-лейн. Сюда я приехал всего на несколько дней, чтобы навестить мать.

Я поразился замысловатой игре Бога с верными последователями. Серампур находится всего в двенадцати милях от Калькутты, но в тех краях я никогда даже мельком не видел своего гуру. Для встречи нам пришлось отправиться в древний город Каси (Бенарес), освященный воспоминаниями о Лахири Махасайя. Эта земля также была благословлена стопами Будды, Шанкарачарьи и других Христоподобных йогов.

– Ты придешь ко мне через четыре недели, – впервые голос Шри Юктешвара прозвучал сурово. – Сегодня я выразил свою вечную симпатию к тебе и не скрывал, что счастлив найти тебя, – вот почему ты игнорируешь мою просьбу. В следующий раз, когда мы встретимся, тебе придется вновь пробудить мой интерес: я не приму тебя в ученики так просто. Мое строгое обучение требует полного послушания и подчинения.

Я упрямо молчал. Гуру сразу понял мое затруднение.

– Ты думаешь, что родные будут смеяться над тобой?

– Я не вернусь.

– Ты вернешься через тридцать дней.

– Никогда.

Благоговейно поклонившись ему в ноги, я удалился, не ослабив напряженного сопротивления. Пробираясь в полуночной темноте, я задавался вопросом, почему чудесная встреча закончилась на такой негармоничной ноте. Двойные весы майи, которые уравновешивают каждую радость с горем! Мое юное сердце еще не поддавалось преобразующим пальцам гуру.

На следующее утро я заметил возросшую враждебность со стороны членов обители. Целыми днями я неизменно слышал грубость. Через три недели Дьянанда покинул ашрам, чтобы посетить конференцию в Бомбее, и на мою несчастную голову обрушился ад.

– Мукунда – паразит, который пользуется гостеприимством обители и ничем не платит взамен!

Услышав это замечание, я впервые пожалел о том, что подчинился просьбе вернуть деньги Отцу. С тяжелым сердцем я разыскал своего единственного друга, Джитендру.

– Я ухожу. Пожалуйста, передай мои сердечные извинения Дьянандаджи, когда тот вернется.

– Я тоже уйду! К моим попыткам медитировать здесь относятся не более благосклонно, чем к твоим! – Джитендра говорил решительно.

– Я познакомился с Христоподобным святым. Давай навестим его в Серампуре?

И вот «птичка» приготовилась «спикировать» в опасной близости от Калькутты!